Начиная это обособленное исследование, стоит возвратиться к основам основ: к определению понятия. Но андрогинность - широкое понятие, и поверьте, от этого может закружиться голова. Обычное видение андрогинности в моде – это эдакая отдельно стоящая дама в костюме унисекс, непонятного пола.
Мужчины не столь пострадали от андрогинных образов в фешн-индустрии, и потому не стоит связывать их с каноническим изображением гермафродитизма. Мужчинам свойственна более властная позиция, и потому для них нет ничего полезного в андрогинном образе, таким образом, они гораздо реже показываются в таком виде.
Прежде, чем начать размышления об андрогинности через призму моды, стоит рассмотреть это явление с различных аспектов, включая биологию и гендер, для более подробного представления читателям. Сайт Oxford Dictionaries Online (Оксфордские Словари Онлайн) определяют «гермафродитизм» как адъективное понятие и описывают его как “частично мужской, частично женский по внешности; неопределенного пола”. Кроме того, «Андрогинный» определяется как “имеющий физические характеристики обоих полов; гермафродит". Это объяснение кажется достаточно прямым, но после дальнейшего исследования такое определение становится проблематичным.
Биология предлагает самую буквальную интерпретацию андрогинности, связанную с гермафродитизмом. Термин 'гермафродит' происходит из греческой мифологии. Гермафродит (Hermaphroditus) был сыном Гермеса и Афродиты, воплотившейся в виде нимфы по имени Сэлмакис (Brisson 42). Чистый гермафродитизм или обладание “одним яичком и одним яичником” (39 Fausto-Sterling) остается относительно редким явлением. При псевдогермафродитизме, напротив, человек более ясно определяется как персона определенного пола с включенными аспектами противоположного. В то время как псевдогермафродиту мужского пола недостает яичников, псевдогермафродит женского пола не имеет тестикул (39 Fausto-Sterling).
Таким образом исследователь Энн Фаусто-Стерлинг приходит к заключению, что хотя “западная культура глубоко посвящает себя идее, что есть только два пола” в действительности “есть много градаций, стремящихся от женского к мужскому … вдоль этого спектра находится по крайней мере пять полов” (39), если не больше. Гермафродитизм и андрогинность разрушают привычную бинарность мужского/женского.
Фаусто-Стерлинг пересказывает историю Леви Суидэма, двадцатитрехлетнего гражданина, который хотел принять участие в голосовании на выборах. Суидэм отдал свой голос, но городской совет подверг его экспертизе, которая в конечном счете признала Суидэма женщиной, так как у него (или нее?) было влагалище, регулярные менструации, несмотря на наличие у него/нее члена. Помимо этого Суидэм “эпизодически чувствовал сексуальную тягу к женщинам” (38 Fausto-Sterling). Биологи отмечают, тем не менее, что у женщин и мужчин, за исключением половых органов, поразительно схожее физическое строение (Lorber 569).
Вестеймер и Сэнфорд Лопейтер отмечают, что в то время как люди распознают различия между полами, они часто ничего не знают об общих чертах полов (95). Следовательно, средний обыватель интерпретирует андрогинность как “наличие и женских, и мужских психологических признаков ” (Westheimer и Lopater 95), таким образом привязывая андрогинность к психике и поведению, а не телу.
На протяжении всей истории, тем не менее, биология работала как определяющий фактор для порядка в обществе и деятельности в его рамках. Древние греки и римляне, например, рассматривали гермафродитных людей “как монстров … которые порождались богами, чтобы проявить их гнев или объявить о гибели человеческого рода” (Brisson 2). Эти “исконные существа” (Brisson 2) представляли собой образец человеческого тела до “раскола”, который привел к появлению двух различных полов.
Для классической античности (и большинства других эпох), пол предопределял личную роль и статус в нормах общества. В результате “обладать обоими полами означало обладать ни одним” (Brisson 3), потому что “двойная сексуальность” (Brisson 5) оспаривала правящую гендерную дихотомию, а потому и действительность, на которую опирается это разделение. Тем не менее, греческое общество отличалось своим отношением к половому статусу и гендерному этикету. Хотя они разделяли стандартные представление о слабой женщине и мужчине-воине, греки практиковали переодевания в одежду другого пола, таким образом, люди могли “вступить окончательно в их истинную природу как мужчины или женщины” (Brisson 64).
Ахиллес, например, был воспитан как девочка среди других женщин. Невесты в Спарте надевали мужскую одежду в день своей свадьбы, а в Аргосе на невесту надевали бороду перед брачной ночью (Brisson 64). Однако любая женщина, которая отказывалась от брака, принудительно становилась воином, потому что отказ от врожденного пола указывал на отказ от излюбленных занятий и обязанностей взамен на те, что присущи противоположному полу. Кроме того, термин 'андрогин' применяли к человеку, который оказался трусом” (Бриссон 64), особенно это касалось тех, кто не справлялся с военной службой. Биология в общих чертах обрисовала надлежащие роли, однако история изменила этот строгий регламент.
Раннее христианство рассматривало гермафродита как “объединение противоположностей” (Meeks 165) с особым отношением к половой дихотомии как “главному символу спасения” (Meeks 166). Несмотря на то, что окончательной высокой целью было “воссоединившееся человечество” (Meeks 166), стремление к благочестию значительно уступало по своей силе стремлению большинства христиан идентифицировать себя как “новый род человечества” (Meeks 166) и христианскому отношению к соседним обществам. Фактически Уэйн Микс наблюдает в своей статье The Image of the Androgyne (Образ Гермафродита), что христиане принимали кроссдрессинг наряду с другими ритуальными изменениями в одежде как фигуративную отметку прерывания обычной жизни (170). Изменение одежды могло показывать временную перестановку переодевающегося, “на мгновение преодолевающего разделение между мужчиной и женщиной” (Meeks 184). Действительно, тем не менее, стремление к слиянию полов дает отдых аскетическому мышлению в виде отказа от "странствий тела " (Meeks 196), стремящегося получить духовное превосходство и воссоединиться с Богом на ментально превосходном уровне (Meeks 183). Однако эта жажда ‘создания одного’ из двух (Meeks 193), как, например, записано в Евангелии от Фомы, усложняет для осознания факт Сотворения человека. Если Адам был создан по “образу и подобию Божию” (Meeks 185), возникает вопрос – значит, у Бога мужское тело? И как тогда может быть сотворена Ева из ребра Адама, если в этом теле не была заложена женственность? Сама вера в Творение кажется перекошенной к мужскому превосходству, а не метафизическим смешиванием полов.
В эпоху Возрождения английские сатирики, проповедники и прочие общественные персоны поддерживали в памфлетах “суровое наказание для женщин, которые приняли мужской … стиль платья” (Henderson и McManus 17), а также описывали преимущества послушной, покорной женщины. В своих работах они ссылались на классические и библейские сюжеты, например, Ева и Пандора, используя их как примеры женщин, вмешивающихся в мужские дела, надоедливость и недостойное поведение которых повредило мужественности (Henderson и McManus 7).
Одна из этих брошюр, написанная Ик Мюлье, The Man-Woman (Мужчина-женщина), яростно негодует по поводу мужского платья, заявляя, что такая одежда - не что иное, как “признак выпяченной попытки женщин узурпировать мужскую агрессивность, власть и сексуальную свободу”. (Henderson и McManus 8).
Хотя андрогинная тема присутствует в этом периоде, общее настроение эпохи Ренессанса тяготело к ясному разделению между полами; женственное поведение со стороны мужчин также вызвало отвращение. В целом женщина в описаниях того времени попадала в категорию персонажей горделивых или бесполезных, думающих только о тряпках и нарядах, то есть представлялась в виде соблазнительницы или пустышки, ассоциирующейся с “моральной слабостью” (Henderson и McManus 50).
Общество эпохи Возрождения, как и большинство других, чувствовало, что “в правильно построенном обществе мужчины и женщины играют совершенно различные роли (и одежда является символом этих различий)” (Henderson и McManus 123). Но, так или иначе, провозглашение строгих гендерных правил или отрицание гендерных ролей подтверждает тогдашнее мнение, что реальное тело и подлинные проявления личности грязны и непостоянны.
В области психологии андрогинность зависит от высокого уровня и мужских, и женских особенностей (Kilmartin 41). Это понятие андрогинности “получено из представления о мужественности и женственности как двух независимых измерений” (Kilmartin 41). Это означает, что человек независимо от фактического пола может показать значительную мужественность или напротив, высокую женственность, которые соответствуют традиционным гендерным идеалам. Кроме того, человек может продемонстрировать низкие уровни любого признака и тогда проявить себя как "неопределенного" (Kilmartin 41), то есть бесполого.
Все же психология в основном устранила вероятную идею, что андрогинность теоретически зависит от неких непредсказуемых индивидуальных черт (Kilmartin). Кристофер Килмартин замечает, что модель половой идентификации определяет “гендерные роли, происходящие из индивидуальности”, в то время как андрогинная модель в сравнении “видит гендерные роли как условности социума” (42). Кроме того он предлагает, чтобы андрогинность была признан аналогичным, если не равным, состоянием, подобным мужественности и женственности (Kilmartin 42).
С точки зрения пола и сексуальности, андрогинность колеблется между двумя возможными категориями. Андрогинность может показать или полное отсутствие пола, или комбинацию мужского и женского, известную подназванием genderfuck (Richards). С другой стороны понятия кроссдрессинга и транссексуальности выступают против андрогинности, так как стремятся соотнести нормативное представление пола со своими нуждами(Richards). Андрогинная фигура желает стереть, гармонизовать или смешать половые признаки, тогда как транссексуальная персона надеется приобрести и освоить противоположную гендерную роль в самом ее каноническом изображении, чтобы слиться с обществом.
Травести шоу (dragshow) являются пародией кроссдрессинга, выводя гендерную роль на экстремально театральную высоту, в некотором роде высмеивая типовое гендерное поведение (Richards). В отношении андрогинной сексуальности изображение пола и сексуальная ориентация редко совпадают. Бесполость может источать “сексуальный холод” (Richards), в то время как genderfuck-двуполость легко управляет половыми различиями и лавирует между желаниями мужчин и женщин (Richards). Хотя Марджори Гарбер утверждает, что андрогинность слишком часто “соединяется и путается с бисексуальностью” (207). Кроме того Гарбер указывает, что“ … гермафродит есть понятие пола, андрогин понятие гендерное, а бисексуал … понятие сексуальности” (Garber 208).
Гарбер выражает скептицизм по отношению к типичному взгляду на гермафродита, который в худшем случае приводит термин к превосходящему идеалу. Она критикует Юнговскую перспективу anima/animus, потому что “человеческое тело и его желания обязательно оставались в тени” (Garber 211), в отличие от универсального и вечного. Карл Юнг (как его интерпретирует Гарбер) фактически укрепляет разделение на мужское и женское, рассматривая гермафродита как мифический и непригодный для реальной жизни персонаж. Предположение, что пол мог бы фигурировать в духовной андрогинности, оскорбляет Юнга (Garber 218). Но если взглянуть глубже, андрогинность может противостоять иррациональному разделению двух полов, принятому на Западе.
Юдит Хальберштам объявляет, что физическая двусмысленность “неизбежно преобразуется в отклонение, третий пол или туманную мечту” (Halberstam 20). Все это иллюстрируется неприятным казусом, случившимися с автором в общественном туалете, где женщина вызвала охрану, испугавшись, что Хальберштам – это мужчина, зашедший в женскую кабинку. Согласно Хальберштам, эти случаи доказывают, что “гендер может противоречить вашему полу” и что “туалеты предназначены только для тех, кто соответствует единой гендерно-половой категории” (Halberstam 24). Гермафродитизм вызывает беспокойство, потому что свергает установленное представление о полах и вызывает кучу вопросов.
Памятуя о вышесказанном, зададимся вопросом - чем может быть полезна андрогинность? Это явление требует тонкого соблюдения баланса, который кажется почти невозможным. Чтобы общество смогло стать андрогинным, или, возможно, просто менее ориентируемым на пол, мы должны были бы, вероятно, реструктурировать весь наш социум. Мы привыкли опознавать и классифицировать людей, окружающих нас. Стереотипы несправедливы и ущербны, но удобны. Распознавание пола (или его различий) само по себе не обязательно вредно, но суждения, основанные на этих категориях, закрепляют неверную, ограниченную точку зрения. Так неужели более важно разрушать и пересматривать гендерные нормы, нежели просто признать существование андрогинности? В конце концов, жизнь действительно становится скучной, когда все выглядят одинаково.
